InvestFuture

Анатолий Цоир: «Мы забрали хлеб у 30-40 трейдеров»

Прочитали: 586

Управляющий партнер Granat Capital Advisors, много лет работавший трейдером в МДМ, рассказал Finparty о том, как он пришел к созданию хедж-фонда алгоритмической торговли и почему в роботов верит его старший партнер Борис Хаит.

− Анатолий, расскажите, чем вы занимались до создания Granat Capital Advisors?

− Я работаю в банковской сфере 16 лет. Закончил Иерусалимский университет по специальности «Экономика». Потом, пройдя отборочный конкурс на работу в Republic National Bank of New York, с семьей переехал в Нью-Йорк и работал в этом банке до покупки его банком HSBC. Далее была работа в сфере risk and portfolio management, а затем я приехал в Москву и продолжил свою карьеру здесь. Сначала около полугода я проработал в «Центр-инвесте», а потом перешел в МДМ банк, где практически сразу возглавил направление Equity Sales and Trading. Я также благодарен судьбе, что смог немного поработать в Японии.

Мой бэкграунд – это чистый private banking и trading, потому что в Republic National Bank я начал с management training program, где получил подготовку как профессиональный банкир для работы в частном банке. Поэтому тот продукт, который мы сделали и продолжаем улучшать, я воспринимаю именно как эксклюзивное предложение для private banking.

− Как давно существует Granat и кто его владельцы?

− С 2006 года. Вместе со мной из МДМ-банка ушли некоторые коллеги, и мы вполне в тренде тех лет создали фонд, ориентированный на emerging markets – Россию и подобные развивающиеся рынки. Мы никогда не использовали «плечи», поэтому в 2008 году, в период кризиса, я оказался в состоянии отдавать деньги клиентам, которые хотели выйти из фонда и рынка. Мы были процентов на сорок в деньгах, конечно, приходилось продавать и то, что продавать не хотелось, но, по крайней мере, у нас не было никаких проблем с ликвидностью, в отличие от многих других фондов, которые переусердствовали с leverage. Сейчас старший партнер компании − Борис Хаит, экс-владелец «Спасских ворот» который делится с нами своим многолетним опытом в финансовой сфере.

− А большой был у вас фонд тогда?

− Нет, мы только начинали – около $40 млн. Когда настал момент определяться, что делать дальше, я сделал выводы с точки зрения стратегии, и решил вернуться к тому, что мы делали с коллегами в МДМ лучше всего – к арбитражной торговле.

Вообще это самая древняя торговая стратегия, изначально банковский бизнес был основан на аккредитивах (letters of credit), это можно считать первым арбитражем. В древности члены одной семьи финансировали поставки физического товара, будь то караван на Ближнем Востоке или морские перевозки в Европе. С развитием технологий, финансовых продуктов, с появлением телефонной и, наконец, компьютерной связи, все это усовершенствовалось, и появилась возможность практически мгновенно покупать и продавать товар в различных странах или рынках. Goldman Sachs в 1981 году купил компанию J.Aron & Company (кстати, своего клиента), где несколько братьев-основателей с начала прошлого века занимались арбитражем кофе, какао, сахара и золота в разных странах. Это была очень интересная покупка для торгового деска GS. Практически все крупные банки для своих собственных позиций используют подобные стратегии, но клиенты почти никогда не имеют доступа к этим продуктам. Ну, а поскольку мы не банк, то можем делать такое эксклюзивное предложение людям, а они через нас получают возможность поучаствовать в самом интересном банковском торговом бизнесе.

В 2008 году я на собственном опыте понял, что ручной торговле в арбитраже места уже нет. В арбитраж начали входить машины, особенно в Америке – где и до этого их было немало. Как только ты видишь, что второй человек не успевает выполнять приказ, то понимаешь: традиционная торговля уже не релевантна. В этот момент мы решили воспользоваться компьютерами, профессионально заняться алгоритмической торговлей и разработать уникальную технологию на базе российской математической школы.

− Расскажете о фонде Granat Equity Fund?

− Мы запустили его в ноябре прошлого года. В какой-то момент мы устали от вопросов «что вы делаете», «как это работает», и просто решили поставить его на Bloomberg, чтобы все видели его результаты. Мы взяли на себя этот риск, поскольку уверены, что эта стратегия жизнеспособна, мы знаем, что подобные стратегии банки используют для себя.

Когда мы делали уроки над ошибками после кризиса 2008 года, то поняли одну вещь – людям нужна ликвидность. Поэтому мы производим короткую ликвидность. В идеале хотим получить длинные деньги, но в результате выдать короткие. Практически в конце каждого дня 60% наших активов – в кэше. В этом изюминка этого продукта для частных клиентов и особенно для банков. И, разумеется, у машины нет эмоций.

− Мы видели, что ваш Granat Equity Fund лидирует среди всех фондов алгоритмической торговли, зарегистрированных в Bloomberg. Как так вышло?

− Да, это действительно так. По данным Bloomberg, из 55 фондов в мире, которые позиционируют себя как алго-фонды, с начала года мы находимся на первом месте по доходности – наш результат 6,2%, а также по sharpe ratio, доходности на принятый риск, 2,49%. Мы обошли таких гигантов фондового рынка, как Guggenheim Partners, Capital Invest, а также фонд под управлением Goldman Sachs. Это нас, конечно, очень обрадовало, при том, что два первых месяца мы работали на 50% средств.

− Почему вы выбрали маркет-нейтральную стратегию?

− Во-первых, она спокойнее и комфортнее всего для наших клиентов, для меня и для Бориса Хаита. Мы хорошо контролируем риски. Вообще я верю только в то, что могу контролировать руками, в данном случае это риск, технология и устройство наших машин. Наша задача – ежегодно приносить доход, используя фондовые рынки, подобно тому как, допустим, нефтяные компании качают нефть из месторождений или ветрогенераторы извлекают энергию из ветра. Мы не рассматриваем фондовый рынок как сферу, в которой надо играть, а смотрим на него как на безликую материю. Все, что нам нужно – добывать оттуда энергию, кэш.

Наш подход покоится на трех слонах: первый - рынки будут всегда, второй - волатильность вне зависимости от тренда тоже будет всегда, и третье – всегда будут покупатель и продавец. Пока эти три вещи существуют в мире, наша стратегия будет жизнеспособной. Мы уверены, что тот доход, который мы генерируем, в принципе будет из года в год повторяться. Он может быть больше, может быть чуть меньше, могут быть минусовые или очень плюсовые месяцы. Фонд же мы решили сделать долларовым, потому что самое большое «нефтяное» месторождение находится на американском финансовом рынке.

− Объясните, пожалуйста, в чем смысл маркет-нейтральной стратегии?

− Маркет-нейтральная стратегия заключается в том, что ты продаешь и в то же самое время покупаешь актив. То есть ты покупаешь некий спред. Для расширения спреда мы используем факториальный, или количественный, анализ, с использованием набора математических и физических формул.

Например, мы вошли в арбитражный трейд и держим спред около 7% годовых на доллар. Естественно, клиентам этого может быть мало, хотя это нулевой рыночный риск. Наша задача эти 7% увеличить до 15-25%. И вот здесь уже начинается искусство и драйв. При этом фундаментальный риск у нас остается под контролем. Если рынок упадет, то свои 7% мы все равно заберем. Однако, если рынок несется вперед, мы можем отставать.

У нас два основных модуля, на первом модуле мы можем заработать 60%, а на втором 20%, соотношение заработка к просадке 1 к 4. То есть на первом мы можем просесть не более чем на 15%, а на втором на 5%. Комбинация модулей эффективно распределяет средства между более и менее рискованной стратегией, а максимальная просадка известна изначально.

Фонды с маркет-нейтральной стратегией обязаны быть в портфеле любого инвестора, чтобы улучшить его результаты и уменьшить риски. Если человек готов к большему риску, он может купить любую бумагу, любой хедж-фонд, который ему дает агрессивный контроль над риском. Он увидит великолепную динамику, если рынок пойдет наверх или вниз, в случае, если он купил или продал соответствующий риск. Но 15-20% активов на маркет-нейтральную стратегию инвестор обязан отвести, если он разумен и понимает, что это в результате дает. На стремящийся к нулю риск такая стратегия может генерировать около 15% годовых. Для большого числа состоятельных людей это разумно, для многих 5%-ная доходность – уже хорошо. Маркет-нейтральная стратегия – это изначально продукт для private banking и для спокойных, уверенных в своем богатстве людей, которые понимают, что фондовый рынок не может за сутки дать 60% без того, чтобы так же легко и быстро их отобрать.

− Позвольте задать наивный вопрос: какие у маркет-нейтральной стратегии преимущества перед таким классическим и банковским продуктом, как депозит?

− Для того, чтобы получить хорошую доходность от банковского депозита, надо зачастую закрывать деньги на год и более, а мы даем месячную ликвидность, также банковский депозит несет в себе кредитный риск банка, что вполне логично. Кроме того, доходность, которую дает банк – это доходность на рубль, а мы – долларовый фонд. В валютных депозитах доходность ниже нашей. Сейчас ставки депозитов в банках растут, но чем выше ставки, тем более рискованную политику ведет банк.

Если говорить, о нашей стратегии, то есть операционный риск, который мы со своей стороны контролируем практически полностью (технология, подсоединение к биржам и т.д.). Кроме того, существует кредитный риск, и тут мы тоже стараемся максимально улучшить ситуацию. Мы потратили много времени на то, чтобы наладить отношения с надежным брокером – Credit Suisse. Они проверили нашу модель и наши стратегии. Было бы странно, если бы они потратили на проверку меньше времени – мы же «new kids on the block». И третий, самый тяжелый – рыночный риск, его мы контролируем за счет маркет-нейтральных стратегий.

− Как это работает на практике?

− На базе модулей у нас работает около 40 роботов, или, как я их называю, машин, это значит 40 стратегий. Можно сказать, мы забрали хлеб у 30-40 трейдеров. У каждой машины есть свой уровень риска. Их можно сравнить с ветряными генераторами, которые улавливают потоки ветра. Когда на рынке происходит некое движение, которое соответствует логике, заложенной в машину, она начинает крутиться и вырабатывать кэш.

В основе маркет-нейтральной стратегии находится выбор актива и выбор факторов, которые влияют на расширение спредов. Мы используем порядка 20 факторов, которые могут расширить спред, и постоянно работаем над тем, чтобы найти новые нестандартные факторы и уйти от традиционных, вроде теханализа. Чем меньше мы используем стандартных факторов, тем интереснее у нас результат.

− Какими видами активов вы торгуете и на каких биржах работаете?

− Пока в США и России, торгуем equity и commodities, потому что они более волатильные. Со временем, конечно, мы перейдем и на fixed income.

Почему мы работаем через Credit Suisse? Вообще наша стратегия и наши машины могут работать на любой бирже с минимальной технической адаптацией. Поэтому через CS мы хотим выйти на Южную Африку, нам интересна Бразилия, ну естественно, Лондон, Китай. Для этого нам надо ставить там свое «железо». Вот, сейчас будем ставить «железо» в Лондоне. Используя нашу собственную методологию, мы посмотрим, что удовлетворяет нашим критериям риска на тех рынках.

− Кто следит за роботами? Как происходит выработка стратегии?

− У нас работают математики и физики, выпускники факультета вычислительной математики и кибернетики МГУ, из Физтеха и Казанского университета. Я формирую идею торгов, причем, чем она проще, тем лучше. Далее мы с командой ее анализируем, формулируем гипотезу, после чего отправляем ее на одобрение в научный совет. Когда гипотеза принята экспертами как имеющая право на жизнь, мы начинаем программировать. Затем мы тестируем ее и при необходимости вносим коррективы, после чего испытываем на минимальных объемах. Далее включаем ее на живые деньги, все отлаживаем, и предлагаем партнерам и клиентам полностью обкатанную стратегию.

− Что это за научный совет?

− В него входят друзья нашего старшего партнера – академик Станислав Емельянов и его сотрудники, и еще один сотрудник ВМиК МГУ. Все они занимаются кибернетикой, вычислительной техникой и системами управления.

− Сколько вы инвестировали в инфраструктуру?

− Создать такую машину – это, конечно, недешевое удовольствие. Это требует больших объемов средств, эмоций, нервов. Та инфраструктура, которой мы сейчас пользуемся, создавалась в течение полутора лет, за это время были и потери операционного плана, и программа давала сбой.

Банку, чтобы создать такую платформу, как у нас, понадобится минимум в два раза больше времени, а со всей обычной для наших банков бюрократией, может быть и больше, за это время прогресс уйдет вперед. Наш успех заключается в том, что мы закрылись от внешнего мира и упорно занимались созданием платформы, основываясь на самых фундаментальных основах торговли в финансовой индустрии.

Источник: Finparty

Оцените материал:
InvestFuture logo
Анатолий Цоир: «Мы

Поделитесь с друзьями: