Результаты выборов в Италии должны стать явным сигналом для лидеров Европы: политика жесткой экономии, которую они сейчас преследуют, отвергается избирателями.
Европейский проект, остающийся таким же идеалистичным, каким он был всегда, направлял усилия сверху вниз. Но совершенно другим делом является привлечение технократов к управлению странами с явным нарушением демократических процессов и навязыванием им политики, которая приводит к обширным страданиям общества, пишет в Project Syndicate нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц.
В то время как европейские лидеры уклоняются от комментариев, реальностью является то, что большая часть Европейского союза находится в депрессии. Снижение производства в Италии с самого начала кризиса так же велико, как и в 1930-х гг. Уровень безработицы среди молодежи в Греции на данный момент превышает 60%, а в Испании 50%. По мере того как разрушается человеческий капитал, рвется и социальная ткань Европы, поэтому ее будущее, на сегодняшний день, поставлено под угрозу.
Доктора от экономики утверждают, что пациент должен придерживаться курса лечения. Политические лидеры, предлагающие альтернативные подходы, клеймятся как популисты. А правда заключается в том, что лекарство не работает и нет никаких надежд на то, что когда-нибудь начнет, и все это не учитывая возможности того, что лекарство может быть хуже самой болезни. Фактически потребуется по меньшей мере десятилетие, чтобы восстановить потери, нанесенные процессами строгой экономии.
Короче говоря, тот факт, что граждане отвергают политиков, поддерживающих данную идею, не является ни близорукостью, ни популизмом. Это понимание того, что эта политика глубоко ошибочна.
Таланты и ресурсы Европы – ее физический, человеческий и природный капитал – не изменились с наступлением кризиса. Проблема заключается в том, что введенные меры привели к массивному недоиспользованию ресурсов. Какой бы ни была проблема Европы, ответ, усиливающий данный фактор, не может являться решением проблемы.
Упрощенный диагноз европейского недомогания – кризисные страны, живущие сверх собственных средств, – совершенно очевидно является неверным, по крайней мере частично. У Испании и Ирландии до наступления кризиса были финансовые профициты и низкие коэффициенты долг/ВВП. Если бы проблема заключалась только в Греции, Европа легко бы с ней справилась.
Может сработать альтернативный набор политик, прошедших надлежащее обсуждение. Европа нуждается в большем финансовом федерализме, а не просто в централизованном надзоре за национальными бюджетами. Возможно, Европе и не требуется система отношения "два к одному" в федеральных и государственных расходах, применяемая в США, однако она определенно нуждается в повышении затрат на европейском уровне, чему совершенно не соответствует нынешний небольшой бюджет ЕС (который продолжают ужимать защитники мер строгой экономии).
Также необходим банковский союз. Однако это должен быть реальный банковский союз, с общей системой страхования депозитов и общими процедурами разрешения, а также с общим управлением. А еще необходимы еврооблигации или аналогичный им инструмент. Европейские лидеры понимают, что без экономического роста долговая нагрузка продолжит расти и что строгая экономия сама по себе является стратегией, вредящей росту. Годы идут, а стратегия роста так и не была предложена, хотя ее компоненты прекрасно известны: политики, направленные на разрешение внутренних дисбалансов и огромных внешних профицитов Германии, которые сравнялись с китайскими (и стали в два раза выше как доля от ВВП). Если конкретизировать, это говорит о росте зарплат в Германии и о промышленных политиках, которые способствуют экспорту и производству в периферийных экономиках Европы.
Что точно не сработает, по крайней мере для большей части еврозоны, так это внутренняя девальвация, т. е. снижение зарплат и цен, которая повысит долговую нагрузку домохозяйств, фирм и правительств (которые держат чрезмерные долги в евро). И поскольку изменения в различных секторах будут происходить с различной скоростью, дефляция вызовет серьезные искажения в экономике. Если бы девальвация могла бы быть решением, золотой стандарт не стал бы проблемой во времена Великой депрессии. Внутренняя девальвация вкупе с мерами строгой экономики и принципом работы единого рынка (который облегчает утечку капитала и катастрофические потери финансов в банковской системе) являются токсичной смесью.
Европейский проект был и остается великой политической идеей. У него есть потенциал одновременно обеспечивать мир и процветание. Однако, вместо того чтобы повышать внутреннюю сплоченность Европы, он сеет семена раздора между странами и внутри них. Европейские лидеры неоднократно клялись сделать все возможное, чтобы спасти евро. Обещание президента Европейского центрального банка Марио Драги сделать "все, что необходимо", способствовало достижению успеха в создании временного затишья. Однако Германия методично отвергала любую политику, которая предлагала долгосрочные решения. Германия, судя по всему, готова делать все, что угодно, кроме того, что необходимо.
Разумеется, немцы нехотя признали необходимость банковского союза, который включает общее страхование депозитов. Однако скорость, с которой они присоединились к таким реформам, идет в разрез с требованиями рынков. В нескольких странах банковская система уже подключена к системе искусственного жизнеобеспечения. Сколько еще стран окажется в отделении интенсивной терапии, перед тем как банковский союз станет реальностью?
Да, как и утверждают защитники мер строгой экономии, Европа нуждается в структурных реформах. Однако больший эффект возымеет реформа институциональных соглашений еврозоны, а не реформы в отдельных странах. До тех пор пока Европа не будет готова к такой реформе, она рискует пожертвовать евро ради собственного спасения.
Экономический и валютный союз ЕС был средством достижения определенной цели, а не окончательной самоцелью. Судя по всему, европейский электорат осознал, что в условиях нынешних соглашений евро подрывает главные причины, по которым он создавался. В этом заключается несложная правда, которую европейские лидеры никак не могут уловить.
