Трудно найти двух более разных людей, чем Тереза Мэй и Дональд Трамп: первая - дочь сельского священника, второй - самовлюбленная звезда реалити-телевидения. Но они оба столкнулись с одной и той же проблемой: как одновременно удовлетворить рынок и своих сторонников.
Для британского премьер-министра проблема в ее противоречивых заявлениях. С одной стороны, она использует известную как "одна нация" риторику тори, критикуя наихудшие проявления капитализма и поддерживая тех, кто едва сводит концы с концами. В Давосе она объяснила суть своего подхода:
"Имеется в виду, что бизнес платит свою справедливую долю налогов, признает свои обязательства перед своими работниками и участниками производственно-сбытовой цепочки, а также торгует честно; компании реально инвестируют - и становятся частью - в территориальные общины и страну, где они работают и соблюдают связанные с этим обязательства; и здесь мы приближаемся к вопросу зарплат руководителей и их подотчетности перед держателями акций".
Однако на самом деле она уже отказалась от предложения вводить рабочих в совет директоров, сократить налог на наследуемое имущество и уменьшить размер социальных пособий. В речи для британской аудитории она заявила, что в случае неудачных переговоров с ЕС:
"Мы получим право заключать торговые соглашения с любой страной мира. Мы получим право устанавливать низкие налоговые ставки и проводить в Великобритании привлекательную для лучших компаний мира и крупнейших инвесторов политику. Кроме того, если нас лишат доступа к единому рынку, мы получим право изменить основу экономической модели Великобритании".
Но о какой модели идет речь? Корпоративистское государство, в котором капитализм находится под жестким контролем, или европейская версия Сингапура? Невозможно иметь и то и другое. Рынкам, скорее всего, понравится сингапурская модель, но вряд ли ее поддержат избиратели, полагает журнал The Economist.
Что касается Трампа, то его проблема не в риторике, которая однозначно интервенционистская (молчаливость не его стиль). Многие, кто голосовал за миллиардера, надеются, что он создаст новые рабочие места и повысит реальную зарплату. Первый пункт будет трудно выполнить после 75 месяцев непрерывного роста занятости, а второй - вполне реально.
Но если реальная зарплата поднимется, то, скорее всего, за счет прибыли компаний, так как мало кто верит в обещание Трампа добиться роста ВВП в 3-4%.
Рынок очень надеется, что предложение спикера палаты представителей Пола Райана по уменьшению размера правительства и сокращению налогов будет реализовано в жизнь. Все также обратили внимание на количество миллиардеров в новом правительстве.
А как насчет рейгановской революции, о которой так много говорят? Отмена излишнего регулирования может быть хорошей новостью как для прибыли, так и для зарплат.
Но в 1980-х гг. был бум, а доля прибыли в ВВП снизилась при Рейгане. Рынки демонстрировали невероятный рост из-за значительного снижения процентных ставок; доходность казначейских облигаций опустилась на 6 пунктов в течение восьми лет.
Сегодня прибыль близка к рекордно высокому показателю доли в ВВП, а доходность казначейских облигаций близка к историческому минимуму. Вероятность повторения бума 1980-х гг. крайне мала.
Таким образом, рынки надеются, что Мэй и Трамп будут консерваторами типа Тэтчер или Рейгана, хотя их основной избиратель явно этого не хочет. Одна из самых сложных задач предстоящих четырех лет - найти золотую середину.