В научной литературе много аналитической информации о сталинских реформах, довольно много – о реформах Косыгина, но советским реформаторам 1950-х повезло гораздо меньше. Между тем, именно в этот период советская экономика совершила крупный скачок в развитии, и этот феномен мало изучен. В причинах качественного изменения социально-экономической политики в СССР 1950-х годов, а также особенностях экономических систем этого периода разбирался Григорий Попов, к.э.н. доцент РАНХиГС.
В мейнстриме западной науки принято считать, что сформировавшаяся на рубеже 1920–1930-х годов советская политика была мобилизационной, направленной на «рывок» в социально-экономическом развитии. Это происходило путем копирования некоторых западных государственных управленческих практик рубежа XIX–XX вв. с целью достижения лучших показателей выпуска промышленной продукции, какие были достигнуты капиталистическими странами, но без копирования основных капиталистических институтов.
ВВП СССР в начале 1920–х гг. был равен ВВП Индонезии в 1945 г. Такой низкий исходный уровень экономики, кричаще противоречащий и коммунистической риторике о высшем обществе, и объективным задачам национального догоняющего развития, толкал советское руководство, по мнению историка Р. Аллена, к принятию радикальных решений. Похожим образом отвечают на вопрос о причинах успеха сталинского экономического курса и другие исследователи, утверждая, что СССР имел при Сталине мобилизационный характер экономики, но в меньшей степени плановую экономику. Но концепции, согласно которым советская экономика была мобилизационной всегда, не объясняют, почему после смерти И.В. Сталина «мобилизационные» решения принимались редко.
Весьма интересной представляется менее известная идея «революционного импульса», который в сочетании с революционными методами административного деления население был важным фактором роста советской экономики, но не на всем ее протяжении, а только в межвоенный период. Мы считаем, что ограниченность такого концептуального подхода заключается в том, что он дает объяснение развития экономики с точки зрения скорее исторической социологии, чем экономической истории.
Загадку причин смены советской экономической политики в 1950-е гг. попытался решить также английский профессор Д. Пристланд. Он выделил три направления марксизма: «романтический марксизм», «технократический марксизм» и «радикальный марксизм». Только в рамках последнего и развивалась мобилизация. Но и эта теория, акцентирующая внимание на противоречиях внутри самого марксистского движения, полностью не объясняет, почему советская элита отказалась от радикального курса после смерти Сталина. Еще один подход объясняет отказ от «радикального марксизма» к середине 1950-х гг. тем, что СССР столкнулся с «американским вызовом» общества просперити, которое Вашингтон решил построить не только в США, но и в Западной Европе. После этого в Кремле поняли, что со старой сталинской экономической политикой марксизм ожидает идеологическое поражение, так как люди в Советском Союзе жили хуже, чем на Западе. Но данный мотив для советской политической элиты мог бы работать в случае угрозы массовых протестных выступлений, которые очень трудно увидеть в СССР 1950-х гг.
Говоря об импульсе, запустившем сталинскую модель экономики в конце 1920-х – начале 1930-х гг., и об угасании данного импульса в 1950-е гг., стоит вспомнить концептуальную идею У. Черчилля о периоде «второй Тридцатилетней войны» (1914–1945). Согласно этому подходу, который укладывается в теорию мир-системного развития, между 1914 и 1945 г. в мире происходит системный сдвиг, характеризовавшийся не имевшим ранее аналогов огосударствлением экономик ведущих стран мира. В рамки этого процесса органически вписывается и сталинская экономика как один из наиболее экстремальных вариантов огосударствления. Соответственно, прекращение «второй Тридцатилетней войны» означало начало затухания импульса, вызвавшего сталинский экономический рост.
Г.М. Маленков vs Н.С. Хрущев (1953–1955 гг.): потерянная альтернатива?
Если хрущевские и косыгинские экономические реформы известны достаточно хорошо, то Г.М. Маленков, как реформатор советской экономики, почти не известен даже специалистам. Это связано не только с тем, что «мы ленивы и нелюбопытны», но и с тем, что период, когда в руках Г.М. Маленкова была высшая власть, оказался очень коротким. Председателем Совета министров Г.М. Маленков был менее двух лет, с марта 1953 до февраля 1955 г., и реформы этого периода с полным основанием можно считать «маленковскими». В то же время остаточные следы курса Г.М. Маленкова прослеживаются и после того, как в 1955 г. его «сослали» на пост министра энергетики, и даже после 1957 г., когда после осуждения как члена «антипартийной группы» он был вообще выведен из ЦК КПСС. Приблизительным рубежом, когда маленковский курс полностью сменяется политикой Н.С. Хрущева, могут быть 1958–1959 гг.
Г.М. Маленков
Хотя нет последовательного изложения концепции реформирования советской экономики, которая была у Г.М. Маленкова, ее можно реконструировать по практическим действиям правительства СССР в 1953–1955 гг. В ее основе лежали отказ от начатой при Сталине гонки вооружений и наращивание инвестиций в потребление наравне с повышением покупательской способности населения. Данная формула будет в 1970–1980-е гг. реализована в Китае во время реформ Дэна Сяопина. Как и в КНР начального периода реформ, в СССР предполагалась низкая норма прибыли для предприятий потребительского сектора.Новый курс Маленкова связан с тем, что в 1950-е гг. в советской экономике обозначился дефицит капитала, который не позволял решать одновременно задачи реформы промышленности и гонки вооружений. Поэтому Г. Маленков предложил пойти на примирение с Западом ради внутренних реформ. Это спровоцировало рост оппозиции во главе с Н. Хрущевым, который в феврале 1955 г. обрушился на Г. Маленкова с обвинениями в мягкости по отношению к империализму, в результате Г. Маленков потерял власть.
«Маленковская» экономическая политика имеет несколько слагаемых. Прежде всего, Г.М. Маленков сразу после смерти Сталина начал проводить политику по расширению полномочий отраслевых министерств, так что министерства превратились фактически в «полугосударства». Второй элемент маленковских реформ – это кардинальное снижение цен. Тем самым продолжилась стратегия снижения цен, за счет чего еще при Сталине советские экономисты-государственники надеялись стимулировать рост экономики. Происходило это на фоне повышения закупочных цен для колхозов и совхозов. Несомненным результатом такой политики стало принятие дефицитного государственного бюджета 8 августа 1953 г.: плановый дефицит составил 10%, но бюджет удалось свести с небольшим профицитом. Дефицитный бюджет на фоне радикального снижения цен на товары массового потребления означал рост скрытой инфляции. Третий элемент – это конверсия: уже в 1953 г. расходы на вооруженные силы были сокращены в 2 раза. Четвертое по счету, но, возможно, первое по значению – помощь сельскому хозяйству.
Уже в марте 1953 г. Г.М. Маленков пришел к выводу, что кризис в аграрной сфере вызван чрезмерным налогообложением села. В этой связи Г.М. Маленков провел меру по списанию долгов с колхозов. Сельское хозяйство получило, помимо снижения налогового бремени, также увеличение инвестиций и подчинение МТС непосредственно первым секретарям районных комитетов, в результате чего МТС усиливались кадрами. Г.М. Маленков резко повысил оплату труда на селе. Одной из причин таких экстраординарных мер являлась низкая производительность труда в колхозах, следствием чего была нехватка продовольствия в СССР даже в начале 1950-х гг. По расчетам Р.В. Синицына, урожайность зерновых составила в 1953 г. 7,8 ц/га, что на 0,4 ц больше, чем в 1951 г., но меньше на 0,1 га, чем в 1950 г. Для понимания критичности ситуации со снабжением продуктами питания надо учесть, что минимальной нормой, ниже которой в стране должен был начаться голод, была, судя по показателям 1947–1949 гг., урожайность 6,9–7,3 ц/га.
В связи с осмыслением выбора пути развития экономики СССР следует обратить внимание на научную работу советского экономиста Григория Филиппова в форме доклада М.А. Суслову, секретарю ЦК КПСС, сделанному в 1954 году. М.А. Суслов тогда подключил к работе над анализом сложившейся в сталинский период структуры экономики СССР много специалистов, которые сформулировали концептуальную идею: наращивание инвестиций в тяжелую промышленность ведет к расширению возможностей в сфере производства потребительских товаров за счет повышения оснащенности промышленности средствами производства в целом. В этой связи в работе Г. Филиппова доказывалось, что сталинская модель роста оказалась неправильно понятой Г.М. Маленковым и его последователями, которые видели в ней чрезмерный «перекос» в производство средств производства за счет угнетения производства потребительских товаров. На самом деле расширение инвестиций в сектор производства средств производства вело к росту капиталовооруженности труда и в секторе производств товаров народного потребления, а отнюдь не к истощению их капитальных средств.
Г.М. Маленков и Н.С. Хрущев
На осеннем пленуме ЦК 1953 г. впервые проявилась противоположность позиций Маленкова и Хрущева о путях реформирования советской экономики. Г.М. Маленков предложил повысить закупочные цены на аграрную продукцию, чтобы сельское хозяйство получило дополнительное финансирование. По мнению же Н.С. Хрущева, отставание сельского хозяйства СССР заключалось больше не в дефиците капитальных вложений в этот сектор, а в неудовлетворительном состоянии управления колхозами и совхозами. Другим фактором, сдерживавшим рост советской экономики, как признал Н.С. Хрущев, было отставание в научно-техническом прогрессе (здесь Н.С. Хрущев получил научную поддержку у известного ученого-экономиста А.А. Арзуманяна.Концептуальная идея научно-технического отставания, озвученная Н.С. Хрущевым, нашла поддержку у крупного советского теоретика марксистской политической экономии А.М. Румянцева из АН УССР. Как объяснял А.М. Румянцев, в советской экономике не мог работать закон потери стоимости оборудования из-за его морального старения, так как в СССР не было рыночной конкуренции, поэтому советские пред-приятия могли долго применять устаревшую технику. В этой связи Е.Г. Либерман предлагал расширить хозрасчетные отношения в советской экономике. 9 июля 1954 г. проректор ЛГУ С.М. Валандер поднял вопрос о необходимости тотального введения методов математической статистики в планирование не только на общегосударственном уровне, но и на уровне предприятий.
В связи с поднятыми А.М. Румянцевым и другими экономистами вопросами теоретических основ нового планирования в народном хозяйстве профессор Л.В. Канторович (позже, в 1975 г., ставший лауреатом премии им. А. Нобеля по экономике) заявил о необходимости при¬менения методологической идеи редкости ресурсов при создании планов распределения ресурсов в экономике. Эта идея Канторовича оказалась очень смелой для своего времени, так как бросала вызов трудовой теории стоимости К. Маркса, критиковать которую считалось «святотатством» среди советских экономистов. В ответ Госплан категорически отверг идею Канторовича, назвав ее маржиналистской по своей сути. Но Л.В. Канторович лишь четко сказал то, на что намекал А.М. Румянцев: надо положить в основу советского планирования оценки затрат капитала как главного критерия в выработке решений.
В связи с озвученной установкой «догнать и перегнать Америку» Н.С. Хрущев мобилизовал достаточно мощный научный аппарат экономистов для сравнительного анализа возможностей социалистической и капиталистической экономик. Академии наук СССР было дано задание – разработать детально, по каким основным группам товаров и когда советская экономика может обогнать США, исходя из среднедушевого показателя выпуска. Быстро обнаружилось, что по макроэкономическим показателям Советский Союз просто не мог соревноваться с Западом, так как в СССР отсутствовала система национальных счетов, что и было официально объявлено для ЦК советскими экспертами. В 1958 г. НИИ при Госплане сделал достаточно неутешительный для Н.С. Хрущева вывод, что строить планы, исходя из доктрины «догнать и перегнать Америку», непродуктивно, так как СССР и США обладают слишком разными структурами народных хозяйств и достаточно различаются по климатическим условиям.
Специалист по истории военной экономики капиталистических стран А.И. Бечин в конце 1950-х гг. сделал еще более смелый вывод: капитализм перешел в принципиально новую стадию развития, когда научный прогресс, а не накопление капитала определяет циклы деловой активности, что делает кризисы капитализма непрогнозируемыми. Из этого следовало, что и темпы роста капиталистической экономики тоже стали непрогнозируемыми, а это означало, что строить планирование развития советской экономики, ориентируясь на западные показатели, также бессмысленно.
Когда популистская доктрина «догнать и перегнать Америку» только формировалась, то за ней скрывалась обеспокоенность советского политического руководства ситуацией в советской экономике, вызванной внутренними факторами развития. Еще в сентябре 1953 г. Госплан представил Г.М. Маленкову (как Председателю Совета министров СССР) и Н.С. Хрущеву (как Первому секретарю ЦК КПСС) развернутый доклад, что промышленность не выполнила план по ряду важных ключевых показателей. Кроме того, рост производительности труда составил в 1952–1953 гг. только 5%, когда для выполнения программы пятилетки требовался рост этого показателя в 8,5%. Падение себестоимости продукции в целом составило 3,9%, когда плановый показатель был 4,5%. Во всех бедах обвинили менеджмент предприятий и ведомства, которые затягивали процесс строительства новых заводов и жилищных площадей для их персонала. Именно в связи с набиравшим обороты кризисом и появилась концептуальная идея Г. Маленкова переориентировать инвестиции из сектора производства средств производства в сектор производства потребительских товаров.
Во втором полугодии 1953 г. по настоянию Г.М. Маленкова советское правительство пошло на не имевший аналогов в прошлом шаг – сократило вдвое сельхозналог: если в 1952 г. он дал бюджету 9,5 млрд рублей, то в 1953 г. – 4,1 млрд рублей (по плану). Г. Маленков позволил крестьянам увеличить приусадебные участки в 5 раз. При этом повысилась оплата труда колхозников. В результате если в 1953 г. годовой денежный доход крестьянской семьи составлял 845,2 рубля, то в 1960 г. он равнялся уже 3763 рублям. Эти меры Г.М. Маленкова дали очень существенный положительный результат в 1954–1958 гг. (Попов, 2005: 66). В итоге продовольственная проблема как преодоление возможности голода была решена. Аграрная реформа Маленкова показала, что хозяйственная свобода на селе дает гораздо больший экономический эффект, нежели сталинские трудодни и т.п. Возврат Н.С. Хрущева после изгнания из правительства Г.М. Маленкова к сталинской формуле отношений государства с селом привел к обратным результатам – рост производительности колхозных хозяйств замедлился.
Среди существенных результатов маленковской политики следует отметить также подъем жилищного строительства. Но в этой сфере успехи были менее заметными, резкий скачок (примерно в 2 раза) произошел только в 1955–1960 гг., уже при «единоличном правлении» Н.С. Хрущева.
Курс реформ Г.М. Маленкова оказался не только незавершенным из-за быстрой опалы и отставки с ведущих постов его основоположника, но даже не сформулированным окончательно. К тому же Г.М. Маленков не оставил, в отличие от Хрущева и Брежнева, каких-либо мемуарных работ, по которым можно было бы понять общую направленность его мыслей и действий, реально осуществленных и только планируемых. Если реконструировать «маленковскую альтернативу», то с некоторой условностью можно говорить об общей установке на либерализацию, повышение «заботы о людях». Реально сделать удалось немало, но в основном в аграрном секторе. Очень важно, что в результате либерализации науки при Г.М. Маленкове была облегчена научная дискуссия о развитии народного хозяйства страны.
