Многочисленные комментарии о пандемии COVID-19 изобилуют различными военными фразами. “Это война!", — объявили недавно нью-йоркские врачи. "Трамп — военный президент", — заявили журналисты Politico (и президент, похоже, с этим согласен). Франция “воюет” с опасной инфекцией. Си Цзиньпин призывает китайцев вести “народную войну” против коронавируса и т.д. Неужели мир действительно находится в состоянии войны?
Конечно, нет. Аналогия с войной уместна в определенных ситуациях, но не в случае с коронавирусом, так как данная трактовка размывает суть проблемы и способы ее разрешения. Именно поэтому необходимо проявлять осторожность, прежде чем называть войной борьбу с инфекционной болезнью, пишет в The National Interest военный эксперт Джеймс Холмс.
Давайте разберемся в этой аналогии. Военные историки определяют войну как конфликт между политическими образованиями, который происходит на почве различных претензий в форме вооружённого противоборства. Кроме того, война является средством навязывания оппоненту своей воли. Пандемия — не государство-противник. Болезнь не создает стратегию и не может быть изобретательной. Она не способна проявлять злобу или страх.
Вооруженные подразделения не могут остановить болезнь или убить ее на поле боя. Политики также не могут заключить с ней компромиссный мир. Это проклятие, которое любое здравомыслящее правительство хочет максимально быстро изжить. Армия почти не используется в этой ситуации, разве что в качестве вспомогательной помощи. Министерство обороны США может развернуть госпитальные корабли и приказать своим спецподразделениям срочно построить необходимые объекты. Стандартные боевые средства, такие как артиллерия, истребители-невидимки или крылатые ракеты, в борьбе с пандемией бесполезны.
Метафора войны не уместна в отношении пандемии. Но сравнение, описывающее кампанию против коронавируса как войну, вполне возможно. Существует определенное сходство между войной и здравоохранением. Во-первых, масштаб задач. Отсутствует мыслящий, рациональный враг, которому можно было бы противостоять, но вирус представляет опасность, сравнимую с вооруженным конфликтом. Во-вторых, очень важна поддержка населения. Общество нуждается в одержимых гражданах, готовых вести войну или участвовать в масштабной кампании.
Люди, безусловно, реагируют на военные метафоры. Именно поэтому американцы постоянно ведут войну с бедностью, расовым неравенством, нехваткой энергии и т. д. Это не войны в буквальном смысле слова, но они имеют частичное сходство с военной баталией в том смысле, что ставки высоки и необходима всенародная поддержка для достижения цели. Таким образом, призыв к войне действительно работает.
Практика объединения политики мирного времени с военной появилась со знаменитой речи философа Уильяма Джеймса “Моральный эквивалент войны” (The Moral Equivalent of War), которую он произнес в Стэнфордском университете в 1906 году. Джеймс предложил направлять эмоциональный подъем военного времени на национальные нужды и на реформирование общества. Он призвал вести войну с социально-экономическими проблемами, которые для философа были моральным эквивалентом войны.
В этом контексте сравнение войны с борьбой с пандемией оправдана. Она подразумевает мобилизацию населения для масштабного противостояния, схожего с настоящей войной, в ходе которого может погибнуть большое количество людей, а общество понесет страдания.
Следует отметить, что речь Джеймса также стала вдохновителем для таких программ и организаций в эпоху Великой депрессии, как Управление общественных работ (Works Progress Administration) и Гражданский корпус охраны окружающей среды (Civilian Conservation Corps).
Но в благородной инициативе Джеймса также таится опасность, в первую очередь политиканство. Искусственное разжигание страстей, связанных с борьбой против болезни или нищеты, помогает политикам убедить электорат предоставить им чрезвычайные полномочия военного времени и позволить ограничить свободу. Причем, моральные эквиваленты войны могут длиться бесконечно и политики со сверхполномочиями могут остаться после завершения пандемии.
